– Нет, ты послушай! Я его насквозь вижу! Такие, как Гопзий, притворяются последовательно плюющими на чужое мнение, а сами три дня могут проторчать в ванной, незаметно выдавливая какой-нибудь прыщик! Авторитетов как будто не признают, но если случайно услышат, что сапоги с тупыми носками уже не носят, скорее повесятся, чем их наденут… Это не страж мрака, а сплошное гниющее самолюбие!.. И девчонок небось еще клеит, собака!
– Корнелий! Остынь! – терпеливо повторил Эссиорх. – Хочешь заняться самокритикой – отойди в сторонку! Я тут человека в чувство привожу!
Племянник Троила нахохлился и, попытавшись обидеться, отошел от хранителя шагов на пять.
Когда несколько минут спустя Ирка, ощутившая внезапную тревогу, появилась во дворе, Эссиорх все еще хлопотал над Багровым. Матвей открыл глаза, однако пока смутно осознавал, где он.
Корнелий, которому требовалось спустить воинственный свой пыл, возбужденно подпрыгивал и обстреливал ослабленными маголодиями скомканную газету, которую ветром проносило по Большому проспекту. По газете он так ни разу и не попал, зато в клочья разнес одно из задних колес проезжавшего трейлера, после чего ему осталось только сделать вид, что туда он и метил.
– А, валькирия-недоодиночка! – нарочито путая слова, приветствовал он Ирку. – Утро добречкое! Мы тут бьемся-бьемся, а она чаи прохлаждается!.. Почему ты вышла?
– Да как-то не спалось совсем! Места себе не находи… – рассеянно начала Ирка и вдруг вскрикнула.
Заметив Багрова, она метнулась к нему. Матвей полулежал, опираясь на локоть, и отрешенно, плохо узнавая, смотрел на Ирку. Мир медленно собирался из осколков.
– Я точно чувствовала! Ну просто как знала! – воскликнула Ирка со слезами.
Корнелий так расхохотался, что уронил сначала флейту, а потом и очки. Поднял и то, и другое, после чего флейту уронил еще раз, а очки больше не ронял.
– Обожаю женскую интуицию! После того, как тебе свалится на голову кирпич, женщина непременно скажет, что вещее сердце подсказало ей это еще вчера!.. А сны снились так еще неделю назад! Одно непонятно: с какой радости она потащила тебя мимо стройки, когда ты преспокойно сидел дома с книжкой и даже не собирался выпираться из дома?
Ирка не ответила. Она вообще не слушала, что он там лепечет. Чувство вины глодало ее, как сто тысяч мелких голодных крыс. Ирка схватила Эссиорха за запястье.
– Он будет жить? Скажи: будет? Только не скрывай ничего: мне нужно знать!
Эссиорх задумался. Хранители, как известно, любят честные ответы на вопросы.
– Вообще-то смерти как таковой не существует. С другой стороны, если имеется в виду физическая жизнь данного тела, тут какие-то сроки, конечно, есть, – сказал он.
– Сколько? – жадно спросила Ирка.
– Ну лет пятьдесят еще точно. В зависимости от состояния организма и при условии чуть более заботливого отношения к своей голове, – уточнил Эссиорх.
Корнелий принялся ржать, после чего Ирке оставалось только левой рукой резко рвануть его за стопу, правой придержав колено. Ойкнув, Корнелий плюхнулся на землю и, охарактеризовав Ирку не понимающей шуток истеричкой, стал искать улетевшие очки.
Прошло еще добрых пять минут, прежде чем Багров окончательно оправился от удара и сумел рассказать, как все было.
– Вы-то откуда здесь? – спросил он.
– Да, в общем, оттуда и появились, что вы охраняете. К сожалению, едва не опоздали, – с улыбкой пояснил Эссиорх.
Ирка решила, что пришла пора брать быка за рога.
– Может, ты все-таки перестанешь играть в тайны мадридского двора и ясно скажешь: что именно мы охраняем? А то сначала Фулона мудрит, потом ты!.. Если уж и темные знают, то от кого вообще секрет? – спросила она с негодованием.
Эссиорх смущенно закашлялся, в нерешительности поглядывая на Корнелия.
– Видишь ли… Тут не все так просто. Есть истины, которые не познаешь раньше, чем до них дорастешь. До этого же момента даже и говорить о них не следует.
– Хочешь сказать: я не доросла?
Эссиорх уклонился от прямого ответа.
– Ты что-нибудь видела? Я имею в виду: видела ли ты хоть что-нибудь сама? – спросил он осторожно.
– Да, – подумав, ответила Ирка.
Эссиорх вновь посмотрел на Корнелия. Тот недоверчиво вытянул губы.
– Где? Там, где я стою? Точнее, ползу! – сказал он и, наконец найдя очки, на четвереньках отбежал в сторону.
Ирка осмотрелась.
– Нет, гораздо дальше. Здесь! – уточнила она, решительно вставая туда, где ночью зажегся сияющий квадрат.
Эссиорх и Корнелий уставились друг на друга.
– Все верно! – сказал Эссиорх.
– Ну разве я не говорил многократно, что все женщины гении, а которые не гении, тем попросту надоело ими быть! – завопил Корнелий. – Конечно, она видела! Это был большой сверкающий камень размером примерно с меня, не так ли? Не то чтобы рубин, но красноватый такой, вроде рубина – так, да?
Ирка удивленно моргнула.
– Камень? Почему камень? Мне показалось, что это была лестница!
Люди – совмещающиеся сосуды. Злоба одного мгновенно ощущается другими и становится их собственной. Даже скрытую злобу не спрячешь. Так же и свет становится светом тех, кто рядом, при условии, что в первое мгновение ты не позволишь мраку и недоверию захлестнуть твой огонек.
«Книга Света»
– Ждать нэ надо? – сипло спросил Мамай.
Сегодня он был на желтой «Волге» с шашечками, непрерывно колотил по гудку, орал в окно на медлительных прохожих, вытряхивал под колеса пафосных внедорожников переполненную пепельницу и всю дорогу слушал шансон. Меф готов был поклясться, что более кондово-правильного водилы в этот час не отыскать было во всем Питере.